Полина
Первое, что вижу, когда попадаю в офис – завал из коробок на входе разобран. Видимо, их перенесли на склад, где им и положено находиться, поэтому я свободно добираюсь до своего стола, на который сваливаю сумку и ставлю кофейный стакан.
В пятницу здесь только заведующий складом и девочки-операторы горячей линии, одна из которых вскочила со своего места, как только я оказываюсь в дверях, и затараторила:
– Привет! Можешь подменить меня на десять минут?
– Конечно, – отзываюсь, суетливо откапывая в сумке свой мобильник.
– Сбегаю в магазин, – объясняет она, быстро переобуваясь под столом.
– В магазин, как же… – хихикает ее напарница.
– Отстань, – показывает та ей язык и выбегает в коридор.
– Куда она? – усевшись на ее место, проверяю свой телефон.
– На склад.
– А что там?
– Новый волонтер, – опять хихикает она.
– Ясно…
Они появляются и исчезают каждую неделю, хотя сейчас реже, потому что многие студенты разъехались на отдых.
Ровно в девять начинает трезвонить рабочий телефон. За десять минут я успеваю принять два звонка, и это больше похоже на психологическую помощь, потому что очень часто к нам обращаются старики, которым просто не с кем поболтать и рассказать о своих невзгодах.
Мои собственные проблемы отступают, освобождая мозги впервые за это утро. Я наконец-то ловлю концентрацию. Очень много концентрации. И принимаюсь за собственную работу, когда усадившая меня за телефон девочка возвращается.
Они шушукаются и смеются, но мне не до этого.
Я сама буду представлять центр на суде, он будет через неделю, поэтому перечитываю кучу статей по аналогичным делам, и ухожу в этот процесс с головой, из которой вытолкала образ темно-карих глаз и все, что с ними связано.
Когда мне хватает ума посмотреть на часы, уже почти одиннадцать.
– Черт! – вскакиваю со стула, потому что мне нужно попасть в суд до обеда, а туда добираться черт знает сколько.
На улице воздух снова раскаленный. Он лижет мои голые ноги, обдает их жаром, пока второпях иду к машине, на ходу доставая из сумки брелок сигнализации.
Даже в тонком ситцевом платье мне жарко, машина тоже нагрелась, и она никак не реагирует, пока я упрямо тычу на разблокировку дверей.
– Ну, давай! – мой голос по-дурацки изумленный.
Это в первый раз, и я понятия не имею, что вдруг могло погрузить мою машину в этот летаргический сон сейчас, когда она так мне нужна!
Снова жму на кнопку и дергаю за ручку.
Это глупо и бесполезно, дверь все еще заблокирована, но я опять и опять за нее дергаю и от досады топаю ногой с огромным желанием стукнуть ею по колесу.
– Черт! – злюсь, под палящим солнцем осматривая полупустую парковку, будто это чем-то поможет.
Захлебываюсь еще одним изумлением, потому что из серого неприметного «опеля», припаркованного напротив, и который я даже не заметила, выходит Матвеев… Антон.
Сердце сбивается с ритма, пока его длинные ноги покрывают разделяющее нас расстояние, а глаза, мои предательские глупые глаза, следят за каждым его движением, особенно за тем, как под свободной потрепанной футболкой угадываются мышцы его плеч и груди.
На его носу зеркальные авиаторы, на бедрах черные спортивные шорты.
Моя рука взмывает к волосам, чтобы вспомнить, что вообще у меня с ними сегодня.
Они распущены.
Я сжимаю пальцы в кулаки, чтобы изобразить непринужденность и успокоить свое взбесившееся сердце, когда Матвеев оказывается рядом и буднично спрашивает:
– Проблемы?
Он оставил между нами расстояние в один шаг, и слава богу, иначе я от него шарахнулась бы.
Обводя глазами черты его лица, вижу свое отражение в стеклах его очков. На его жилистой шее новая порция загара, и мне приходится пережить короткий всплеск внизу живота, когда в голове призраком вспыхивает запах его кожи.
Что он, черт возьми, здесь делает?!
– Не открывается, – отвернувшись, таращусь перед собой.
– Дашь посмотреть?
Ненавижу его голос за то, что он такой неповторимый.
Протянув руку, отдаю ему брелок, боясь касаться его ладони.
– Аккумулятор сдох, – объявляет, потыкав на кнопки.
– Почему? – кошусь на него.
– Почему-то, – пожимает он плечом.
– И что теперь делать?
Мне почти плевать на машину. Больше всего на свете мне хочется узнать, как он здесь оказался?
Антон смотрит на меня сверху вниз, вместо того, чтобы ответить.
Я не вижу его глаз, от этого понятия не имею, куда конкретно он смотрит, но сглатываю слюну, потому что мои собственные глаза то и дело цепляются за его губы.
Прижав к груди свою сумку, я вопросительно выгибаю брови, потому что он все еще не ответил на мои слова.
– Дам тебе «прикурить», – возвращает мне брелок и кивает на свой «опель».
– У меня нет времени, – начинаю копаться в сумке. – Я опаздываю… возьму такси…
– Куда тебе?
Облизнув губы, поднимаю на него глаза. Рот сам называет конечную точку моего маршрута, на что Антон произносит:
– Я тебя отвезу, пошли.
Мои ноги вросли в асфальт. В нерешительности я жду какого-то сигнала от космоса, чтобы сдвинуться с места, но космос не думает мне помогать. Мне нужно самой решить, как ответить на эту благотворительность.
Сделав два шага к своей машине, Антон замирает и смотрит на меня, спрашивая:
– Ты вроде опаздываешь. Нет?
Еще больше я боюсь получить проклятый тепловой удар!
– Да… – закинув на плечо сумку, трогаюсь за ним следом.
Воздух в салоне «опеля» горячий.
– У тебя нет кондиционера? – пристегиваю ремень, косясь на Матвеева.
Антон усаживается на водительское сиденье, которое почти максимально отодвинуто назад, но ему все равно приходится широко развести колени, и я ловлю себя на том, что секунду пялюсь на его бедра и пах, а он… он смотрит на меня через свои чертовы очки и заводит машину, бросив:
– Нет.
Его рука ловко переключает передачи, которые для меня самой являются большой загадкой. Из-под футболки на внутренней стороне левого бицепса торчит кусок какой-то татуировки, но узнать, что она представляет, можно, только попросив его показать.
Заставляю себя смотреть вперед. Стекло с водительской стороны полностью опущено, но это не спасает ситуацию. А может, я просто плавлюсь изнутри от безумного влечения к этому двухметровому типу.
– Поздравляю с приобретением машины, – зачем-то говорю ему.
В прошлом году авто у него не было.
– Она не моя. Рабочая, – поясняет.
Я не хочу знать подробности его жизни, поэтому даже из вежливости не задаю уточняющих вопросов. Вместо этого спрашиваю:
– Что ты тут делаешь?
– Где именно?
Смотрю на его профиль, немного злясь.
– На парковке, – поясняю очевидное.
– Решил заняться добрыми делами, пока есть свободное время.
– Ты что, волонтер? – спрашиваю с подозрением.
Если бы мои мозги не были перегружены мыслями о нем же, я бы могла сложить дважды два еще пять минут назад. Он и есть тот самый новый волонтер, за которым уже очередь из поклонниц!
Разрушительный приступ ревности заставляет меня вытянуться в струну. Я напрягаюсь, пытаясь от этого чувства отделаться.
Антон поворачивает ко мне голову, говоря:
– Три дня в неделю.
Кажется, мне нужен его график! Я почти произношу это вслух. Почти. Но вовремя сжимаю зубы, чтобы не сделать.
Я молчу.
Отвернувшись, Антон тоже молчит.
Это молчание меня устраивает, но спустя пару минут, Матвеев тихо спрашивает:
– Исполнила свою адвокатскую мечту?
– Что? – бормочу.
– Едешь в суд… – намекает.
– Нет… я… почти… – выдыхаю, чтобы сказать что-нибудь членораздельное. – Пару недель назад на меня напал один псих…
– В каком смысле напал? – Антон смотрит на меня, и под очками его темные, густые брови сходятся на переносице.
– Так… ничего серьезного…
Тот случай до сих пор легкими приступами паники отдается у меня в печенках, но я старалась не грузить Захара этой темой, потому что он и так против моей работы, может, поэтому вдруг начинаю вываливать это на своего бывшего парня. Рассказываю о том, как две недели назад мне позвонили ребята из собачьего приюта и попросили приехать, потому что сумасшедший сосед, который до этого портил приюту жизнь, сломал там забор и пытался сломать все, что ему попадалось под руки. А когда приехала, он меня толкнул и я упала…
– Почему они позвонили тебе? – Матвеев прерывает мой рассказ, и его вопрос звучит резко.
Смотрю на него, на секунду онемев от агрессии, которую он вложил в вопрос.
– Потому что я штатный юрист. И я дала им свой номер на тот случай, если у них будут с этим соседом проблемы…
– Это что? – раздраженно спрашивает Матвеев. – Слабоумие и отвага?
Он что, меня отчитывает?!
Даже мой отец этого не делает!
Щеки вспыхивают от возмущения.
– Это моя работа! – довожу до его сведения. – Я должна была правильно зафиксировать все повреждения!
– Зафиксировала? – спрашивает все с тем же раздражением.
– Да. Зафиксировала, – отворачиваюсь и складываю на груди руки.
Молчание между нами больше комфорта мне не приносит. Оно просто звенит между нами. Трещит, как этот сухой воздух. Но я лучше умру, чем нарушу его первая. Я знаю, какой мой бывший парень упрямый, но я тоже!
Я тянусь к ручке, как только машина тормозит у тротуара напротив здания суда, но прежде чем успеваю выйти, слышу резковатые слова:
– Дай мне ключи от машины.
– Зачем? – смотрю на него, задрав подбородок.
Сжимая обеими руками руль, Антон бросает:
– Починю твой аккумулятор. Ключи оставлю у тебя на столе.
Сверлю его профиль глазами пару секунд, понимая, что отказываться просто дурость. Сунув руку в сумку, выхватываю оттуда брелок и оставляю его на панели, бросив:
– Спасибо.
Слышу свист шин за спиной, когда перехожу дорогу, и заставляю себя не оглядываться все те десять метров, которые преодолеваю, прежде чем скрыться за дверью.
Мне опять приходится искать концентрацию, пока доношу в канцелярии кое-какие документы, но все это меркнет на фоне моего внезапного озарения.
Уронив на стол ручку, вспоминаю о том, что та самая треклятая толстовка все еще лежит на заднем сидении моей машины. И даже понимание того, что ее, скорее всего, не заметят, не успокаивает.
Час спустя я выскакиваю из машины такси перед офисом и быстро шагаю внутрь, бросая взгляд на парковку, где кроме моей машины других нет.
Девочки-операторы висят на телефонах, на столе и правда лежит брелок, который я забираю.
Машина открывается после первого нажатия на кнопку, и когда заглядываю внутрь, вижу, что толстовки на заднем сидении нет.